"Они сражались за Родину". Публикации 2007 года. Рассказы Н. Алфёрова

Вгоспитале

На фото Н. Алферов, член Союза журналистов России

Николай Алфёров

Воевал я в конце войны в должности помкомвзвода разведки 220 полка 79 гвардейской стрелковой дивизии 1-го Белорусского фронта. В нашей разведке был армянин из Еревана. Произносить его имя было трудно, и мы звали его Иваном Ивановичем. Он не возражал. Иван Иванович с упоением рассказывал про свою молодую жену, маленького сынишку и природу Кавказа. Рассказывал так увлекательно, что мне очень захотелось побывать в тех местах. Я твердо решил совершить поездку на Кавказ, если останусь живым. И такой случай представился. Иван Иванович погиб осенью сорок четвертого года, а я был тяжело ранен в середине января следующего года под Варшавой. После трех недель мытарств по разным временным санитарным пристанищам в Польше, я оказался в Бресте - городе в Белоруссии. Госпиталь был пересыльным пунктом. Здесь формировались санитарные поезда для развозки раненых по стационарным госпиталям страны. Формировался санпоезд в Новосибирск, но ехать туда я наотрез отказался. Про себя решил: рано или поздно, но уж в своей-то Сибири я буду. И в следующем санпоезде поехал в Ереван, на родину Ивана Ивановича.

Все вагоны были переполнены. Нас, двоих тяжелораненых, занесли в первый полупустой вагон, в котором находилось не более двух десятков раненых фронтовичек. Среди них с тяжелым ранением была одна девушка, ее звали Маша. У нее была ампутирована голень на правой ноге. В вагоне не было каких-либо перегородок. Вдоль обеих стен в три яруса были полки и между ними широкий проход. Девушки перебрасывались словами, шутили. Немало острых шуточек адресовалось и мне. В этом обществе фронтовичек я чувствовал себя неуютно и с нетерпением ждал приезда в Ереван.

В вагон меня занесли в одних бинтах и гипсе. Гимнастерку и брюки выбросили в санитарном батальоне: они были пропитаны кровью и изрезаны, когда их стаскивали. Поместили меня полуобнаженным на верхнюю полку. Мне срочно потребовалось справить малую нужду, крепился, сколько мог. Вконец измучился и, поборов стыдливость, попросил утку. Утка мгновенно переполнилась жидкостью, и ее остатки через матрац вылились на девушку, лежавшую на нижней полке. Верочка подняла визг и с хохотом потребовала со мной поменяться местами, чтоб в отместку поступить подобным образом. Со стыда я готов был сквозь землю провалиться...

Эвакогоспиталь 14-72 в Ереване, куда меня определили, занимал школьное здание в центре города - вблизи республиканских правительственных учреждений. Поместили меня в палату, в которой лежали покалеченные воины - безногие, безрукие, с ранением в позвоночник. Палата находилась на первом этаже. Железные односпальные кровати стояли попарно впритык друг к другу. Между сдвоенными кроватями были втиснуты тумбочки. В палате был тяжелый, удушающий запах. К едкому запаху пота, табачного дыма примешивался острый душок гнойных ран.

В палате стояла тишина. Нарушалась она только сдерживающимся стоном то в одном, то в другом месте, а также негромким разговором с ранеными медсестер, которым приходилось больным ставить уколы, давать таблетки, делать перевязки. Из медицинских сестер больше других нравилась молоденькая Рая. Выше среднего роста, стройная, голубоглазая, с мелкими чертами лица, она была очень внимательной к раненым, своими чувствительными пальчиками ставила уколы легко, безболезненно. При входе в палату Рая не могла не замечать, как наши мужские глаза ощупывали ее девичью фигурку, и ее щечки невольно покрывались румянцем.Одним из моих соседей был рябой Петя без ноги. Был он косноязычный, с трудом вытаскивал из себя корявые слова. Соседом слева был сержант Сидоренко -- без правой руки. Александру Петровичу было больше сорока лет. Все его думы сводились к трагической смерти сына. С сыном он был на фронте в одной артиллерийской батарее. Старший лейтенант Сидоренко-младший был командиром батареи, а сержант Сидоренко-старший - наводчиком. Однажды на глазах наводчика вражеским снарядом разорвало на части сына. Следующим снарядом Александру Петровичу оторвало правую руку.

...Поправлялся сержант медленно. Лежал пластом, ел мало. Часть своего пайка отдавал другим. Плохо спал, перед его глазами стояла жуткая картина гибели сына. Ему не хотелось жить, не хотелось писать домой письма. Мы все, как могли, отвлекали Александра Петровича от мрачных мыслей.

Однажды случился с ним сердечный приступ. Побледнел, как бумага. Дышал отрывисто. Медсестра сбегала за хирургом. Сержанту был поставлен укол, принесены какие-то таблетки. Хирург, покидая палату, развел руками: "Я только врач, а не бог. Вы, Александр Петрович, сами должны помогать своему организму".

Тишина в палате навевала грусть, тяжелой тучей наваливалась тоска. Иногда каждому хотелось излить наболевшее. Больше всего говорили о фронтовых делах, боевых товарищах и командирах, о которых порой отзывались нелестно.

- Был у нас комвзвода, так себе, не очень деловой командир,--говорил младший сержант Поляков, с ампутированной ногой.--Шуму, крику много, а толку мало. Солдат по фамилии не знал. Обычно говорил: "Эй, рядовой, ко мне!"

О своем командире роты солдат с оторванной кистью правой руки так сказал: "Ведь уж какой краснобай и дотошный-предотошный, даром что на селедку походил".

Рассказал и я о своем командире полковой разведки - Хорольском, кадровом офицере. Под Житомиром он попал в плен. Сбежал. Скрывался от немцев в Одессе, но не участвовал в борьбе с оккупантами, за что был разжалован в рядовые. Доверили ему все же командовать нашей полковой разведкой. Мы его любили. Нам нравилось, что в боевой обстановке он не суетился и не прятался за нашими спинами. Ел с нами из одного солдатского котелка.

Раненые много курили: ходячие - в коридоре, лежачие - в постели. До армии я ни разу не пробовал дымить, хотя многие мои одноклассники давно уже курили. На переменах, в туалетах торопливо затягивались раз за разом, не брезговали и окурками. У меня же в школьные годы не было денег на покупку махорки. А курить бычки (так мы называли окурки) я брезговал. Так было и в госпитале. На махорку денег не было, самосадом снабжать меня было некому. Выпрашивать табак не любил. Поэтому-то в палате забивать легкие табачным дымом у меня не было условий. Мне было восемнадцать лет. Я оказался в палате всех моложе, и ранений у меня оказалось больше, чем у кого-либо: правая рука была ампутирована, левая -в двух местах прошита осколками без повреждения кости, большая рваная рана на шее, из коленного сустава был удален осколок. В гипсе рука, левая нога и шея. К моему несчастью, в санитарном батальоне правая рука была отрезана непрофессионально. В Ереване во время перевязки обнаружили, что голая кость на два сантиметра торчала на культе. Хирургам эта картина понятна. Кость надо было срочно укорачивать. Была сделана еще операция на культе. Перенес операцию очень тяжело. Первое время даже не хотелось есть. Спал урывками. Боли не стихали ни днем, ни ночью. Встать на ноги помогли медицинские сестры, особенно Рая. Она кормила меня с ложки, обтирала лицо влажным полотенцем, время от времени заменяла подушки, пропитанные гноем, и очень осторожно делала уколы своими волшебными пальчиками. Как-то, сделав укол, поцеловала меня в губы. Поцелуй этот долго потом звучал в моих ушах, сладостно щекотал мое сердце и воображение.

...Поправлялся я медленно. Молодой организм нуждался в хорошем питании, но еды не хватало, и, когда шеф-повар, грузная пожилая армянка ежедневно заходила в нашу палату, я ей говорил:-Мама-джан, мне хочется есть.

- Хорошо, хорошо, джаник, я что-нибудь принесу.И приносила либо четверть тарелки супа, либо яблоко.Когда я стал ходить, после завтрака покидал госпиталь и до обеда ездил по городу в трамвае. Посещал художественный музей с его великолепными экспонатами (многие картины были вывезены из Киева в 1941 году), оперный театр, цирк. Вход во все эти культурные учреждения для раненых был бесплатный, как и проезд в трамвае. Раненые ходили по городу, посещали цирк, театр в кальсонах, которые держались на вязочках. Понятно, безрукие связывать и развязывать вязочки на подштанниках самостоятельно не могли. Трусы в то время отсутствовали, пуговицы были дефицитным товаром -днем с огнем не найдешь. Ходить в таком одеянии было стыдно. Я старался женщин, тем более девушек, обходить стороной, избегать их взглядов.Ни газет, ни книг в госпитале не было. Однажды в палату заглянул заместитель начальника госпиталя, на вид ему было лет сорок. В руках держал старую газету на русском языке. Газета до такой степени была изветшалой, особенно на изгибах, что многие слова и даже целые строки стерлись, их уже почти невозможно было прочесть.Он читал медленно, а мы внимательно следили за чтением и не столько за смыслом прочитанного, сколько за трудной работой, обнаруживавшейся в лице и губах не раз вспотевшего замполита...

...Учебный комбинат Еревана организовал в нашем госпитале курсы бухгалтеров. Записалось много человек. Записался и я. Правда, наблюдался большой отсев: у многих раненых не хватало терпения учиться. Я не пропустил ни одного занятия. Занимался усердно, хотя было трудно: не успевал конспектировать. Старался запоминать. Окончил курсы на одни пятерки.

...Пришла долгожданная Победа. День 9 мая выдался теплым - чистое, без единого облачка, небо. Майское солнце своими лучами сквозь стекло окон ярко освещало палату. Госпиталь как будто вымер. Весь медицинский персонал словно ветром вынесло - врачи, медсестры, санитарки оказались на улице. Со всеми знакомыми и незнакомыми людьми они обнимались, целовались, восторженно что-то выкрикивали, распевали отрывки знакомых песен - ликовали!..

В палату ворвалась медсестричка Рая с сияющим лицом и широко раскрытыми лучезарными глазами, но в дверях резко остановилась, точно наткнулась на какую-то невидимую преграду. Никто не повернул головы в ее сторону. С ее лица стала постепенно сходить радостная улыбка. Стала бесшумно пятиться в коридор, легонько закрывая за собой дверь. Она поняла: нам, безногим, безруким было не до веселья.

...В палате было тихо. В этот день мы более явственно почувствовали свое несчастье, беззащитность, почувствовали себя изгоями в обществе. Безысходное горе, которое ничем невозможно было сгладить, охватило нас. Все мы были заняты своими мыслями. Каждый думал о своей судьбе. Какая жизнь была впереди - одному Богу было известно. Одно было ясно: ох, как будет нелегко!..

До вечера кисеты с едким, вонючим самосадом передавались из рук в руки. Как никогда, в этот день солдаты много курили..

Пройти ад и выжить

На фотографии бывший военнопленный А.Н. Путинцев

Николай Алфёров

В период Великой Отечественной войны, особенно в 1941 году, в немецком плену оказались сотни тысяч советских солдат и офицеров. Причины их пленения - разговор особый. Одно бесспорно - очутились они там не по своей воле. О пребывании этих людей в фашистских концентрационных ла-герях говорится и пишется мало. Да и сами эти бывшие узники не любят рассказывать, чувствуют себя как бы без вины виноватыми.

О таком бывшем военнопленном я и хочу рассказать. Об инвалиде Великой Отечественной войны Анатолии Никифоровиче Путинцеве - человеке, который более шестидесяти лет передвигается на костылях: правую ногу потерял на войне. Он иркутянин. Перед войной жил в деревянном доме № 2 по улице Вузовская Набережная /ныне бульвар Гагарина/. Жил с отцом Никифором Ивановичем. Мать умерла задолго до войны.

В декабре 1941 года семнадцатилетний ученик 10 класса Толя Путинцев был призван в ряды Красной Армии и с группой призывников направлен в Томское военно-пехотное училище. В августе 1942 года комсомольцу Путинцеву по окончанию училища присвоили звание лейтенанта, хотя большинство выпускников получило звание младшего лейтенанта.

Путинцев направляется во вторую ударную армию / командующий генерал 3.3. Романовский/ Волховского фронта / командующий-генерал К.А.Мерецков/.

Дивизия занимала позицию за Черной речкой. Местность болотистая. Немцам после мощного артиллерийского обстрела и бомбежки с воздуха удалось прорвать фронт и начать окружение. Огонь противника из минометов, артиллерии и стрелкового оружия был очень плотным - даже по-пластунски было трудно ползти вперед. Потери в живой силе были огромные.

Взвод Путинцева, как и другие, не смог вырваться из окружения. Ос-тавшиеся в живых бойцы были взяты в плен. Был взят в плен и раненный в правую ногу лейтенант. Пленных пригнали на железнодорожную станцию Мга -фашистский концентрационный лагерь. Началась жизнь в кромешном аду.

"Пленники, - говорит Анатолий Никифорович, - в сущности, - живые убитые. Их можно было сутками не кормить, издеваться. И некуда было деваться."Спали пленные, рассказывает Путинцев, в бараках на вонючих нарах. Форточек в окнах не было. Воздух спертый. Одуряющая вонь от гниющих ран, грязных бинтов, давно не проветриваемого помещения перехватывала дыхание. Одежда узников кишмя кишела насекомыми. Только один раз одежда обитателей барака была ошпарена во дворе в большом котле. После такой "операции" против паразитов крепко спалось.

Похлеще насекомых-паразитов был в лагере один санитар. Неплохо говорил по-русски. Похоже, выходец из Прибалтики. Рыжий. Сутулый. Пленные про себя называли его пауком. Постоянно мрачный, этот "паук" безжалостно относился к военнопленным. Санитар ежедневно утром делал обход в бараке. Во время обхода он указывал на умерших за ночь узников: "Убрать!" Все знали - трупы сбрасывались в яму вблизи барака. Однажды санитар указал на пленного Черноусова: "Вынести!" Несчастный Черноусов чуть слышно прошептал: "Я, доктор, ещё живой." В ответ "доктор" брезгливо ещё раз повторил: "Вынести!"

Анатолий Никифорович говорит: " Многое стерлась в памяти, но это - нет. Нередко слышится умоляющий шёпот Черноусоза: "Я, доктор, ещё живой""

Как рассказал Путинцев, пленным один раз в день давали баланду. Это было какое-то отвратительное пойло. Даже невозможно передать, из чего оно состояло. И это пойло давали только по небольшому черпаку. Наливали - кому в каску, кому в гильзу от снаряда. От такой кормежки обитатели барака с трудом волочили ноги. Многие отдавали богу душу.

На территории концентрационного лагеря была яма для свалки мусора, отходов из ремонтной мастерской. Каким-то образом в яме оказалась кар-тошка. Она пахла соляркой. Пленные картошку промывали водой и варили в армейских касках. Есть было противно. Но всё же этой гадостью наполнялся желудок. Эта вонючая картошка в какой-то мере спасала людей от голодной смерти.

Всех ходячих пленных заставляли работать. Они заготавливали дрова для немецкого госпиталя. Рыли могилы для умерших фрицев. Из берез делали кресты по определенному шаблону. Могилы выкапывались строго по струнке и на одинаковом расстоянии одна от другой. И даже в этом деле проявлялся немецкий педантизм.

Пятнадцать пленников, знающих автодело, были привлечены к восстановлению разбитых автомашин. Среди этих специалистов работало несколько моряков. После ремонта через небольшой пробег автомобили выходили из строя. И выходили из строя, как выяснилось, по вине пленных специалистов, которые в моторное масло подсыпали наждачный порошок. Эту причину немцы уста-новили, и все ремонтники - советские патриоты - были расстреляны.

Спрашиваю Путинцева: делал ли он попытку побега?

- Убежать из концентрационного лагеря,- говорит Путинцев, - было почти невозможно: охранялся лагерь тщательно. Но попытки побега были. Попытался и я совершить побег. Во время рытья могил мы, трое пленников, сговорились убежать. Меня не хотели брать: ребята видели, как я еле-еле волочил свою правую ногу. Кое-как их уговорил. Воспользовавшись тем, что охранники рассматривали вырытую могилу, мы перебежками бросились к лесу. Но далеко не убежали. Около леса нас, двоих, догнали. Предупредительными очередями из автоматов в воздух заставили лежать. Третьего товарища, которому до леса осталось 80-100 метров, ранили, а затем и пристрелили.

И Путинцев рассказал, что их, избитых, пригнали обратно в концлагерь и втолкнули в маленькую, в два окна, хибарку с земляным полом, с заколо-ченными окнами. Хибарка попользовалась в качестве карцера. Анатолий и его соучастник были чуть живые. Раненая нога Путинцева не давала ему по-коя. Большой палец на ноге стал чернеть. Через два дня после побега Пу-тинцева уволокли в лазарет - "киснуть" на нарах. Он был на волоске от смерти и уже готовился к ней. Стал ждать, когда санитар-"паук" поступит с ним точно так же, как с умирающим Черноусовым. Только операция могла его спасти.

И произошло, можно сказать, чудо. Среди конвоиров был один добряк по фамилии Котциан - чех по национальности. Он говорил по-русски и часто использовался немцами в качестве переводчика. Котциан сочувственно отно-сился к военнопленным. Участливо отнесся и к безвыходному положению рус-ского лейтенанта. Он посодействовал отправке Анатолия и ещё одного боль-ного пленника в Гатчину.

В Гатчинском лазарете для советских военнопленных работал хирургом из заключенных Петр Михайлович-коренной ленинградец. У него были золотые руки. Он и сделал операцию Путинцеву - ампутировал больную ногу. При недостатке необходимых хирургических инструментов Петр Михайлович, тем не менее, сделал операцию искусно.

Поздней осенью 1943 года ещё слабого после операции Путинцева вместе с другими лагерниками затолкали в товарные вагоны и повезли в какой-то портовый город Прибалтики. Продержали пленных несколько суток, а затем повезли в Баварию /земля в Германии/. От товарищей по несчастью Анатолий узнал, какая страшная участь ожидала их, пленных-дохлятин, в портовом городе. Немцы хотели их погрузить в старую баржу и в море отправить на дно. К счастью, баржа была уже до отказа заполнена такими же пленными-дохлятинами и для Анатолия места не нашлось.

В Баварии Путинцев находился недолго. С партией пленных был переправлен в небольшой городок Чехословакии. Стал жить в деревянном бараке за колючей проволокой. Условия оказались несколько лучше, чем раньше. Спал также на нарах, но уже на плетеном мешке, набитом соломой.

Здесь военнопленные, которые держались на ногах, работали на трикотажной фабрике. Сортировали и обрабатывали одежду, привозимую отовсюду, но главным образом - с оккупированных немцами территорий. Преобладала одеж-да с убитых и умерших в лагерях людей.

Пришел май 1945 года. Было тепло, деревья и земля давно уже покрылись новой зеленью. Весело щебетали птицы. Но пленным было не до веселья, им не верилось, что из этого ада когда-нибудь выберутся. Но счастье улыбнулось. К городу, где был концлагерь, подходили американцы. Охрана разбежалась. Военнопленные оказались на свободе. Они, физически и морально доведенные до предела изнеможения, ликовали...

Американцы привезли в лагерь кухню. Всех накормили. Через несколько дней союзники на автобусах доставили бывших узников в советскую воинскую часть, где люди, освобожденные из фашистского плена, были подвергнуты соответствующей проверке. Был проверен и лейтенант Путинцев. Ему даже выдали железнодорожный билет до Иркутска и продо-вольственные талоны, по которым в дороге он мог получать бесплатно продукты.

- Анатолий Никифорович, - спрашиваю ветерана ,-после стольких голодных лет когда первый раз на свободе досыта поели?

- Это, конечно, запомнилось, -говорит он, -в польском городе Перемышль останавливался при возвращении домой. На продовольственный талон получил большой ломоть хлеба и полную миску ухи из горбуши и просовой крупы... Чуть язык не проглотил...С тех пор уха из красной рыбы - моё любимое блюдо.Когда Анатолий на костылях вошёл в комнату, отец несколько минут был в остолбенении... Губы у него задрожали. Он шёпотом произнес "Толя... сынок". Судорожно обнял сына, сначала заплакал чуть слышно, потом - навзрыд. Анатолий силился сдержать слезы, но не смог...

Анатолий на своей любимой кровати, под своим старым одеялом спал подолгу. Нередко во сне видел вонючие нары, изможденных узников, свою отрезанную окровавленную ногу, слышал слова несчастного Черноусова: "Доктор, я ещё живой...".

Анатолий первое время редко выходил из дому: не хотел знакомым показываться на костылях... Но надо было как-то жизнь устраивать. Перед ним встала дилемма: найти сидячую работу или учиться -приобрести специальность. Захотел быть художником. В детстве любил рисовать. В школе участвовал в выпуске стенгазет и в оформлении к праздникам классной комнаты. Решил поступить в Иркутское художественное училище. Никифор Иванович поддержал это решение...

Окончив училище, Путинцев начал трудиться в Иркутском отделении художественного фонда РСФСР. Проработал в этом фонде без года тридцать лет. Был в основном художником-оформителем. Иркутяне наверняка помнят, как до перестройки по праздникам площадь Кирова украшалась портретами руководителей партии и правительства. Их рисовал Путинцев вместе с другими художниками фонда.

Путинцев принимал активное участие в художественных выставках как городских, так и областных. В 1978 году на выставку в Ангарске представил такие свои полотна, как "Пора жарков", "Бухта Ая", "У истоков Ангары", "На Олхе". Эти произведения искусства получили высокую оценку.

С женой Юлией Анисимовной /живут бок о бок больше полвека/ вырастили двух дочерей - Ольгу и Лидию. Обе дочери имеют высшее образование. У Анатолия Никифоровича и Юлии Анисимовны четыре внука и одна правнучка. А.Н.Путинцев испытал в плену холодную и тяжелую маяту - кромешный ад. Оставил там правую ногу, но зато привез туберкулез. Иркутские врачи помогли ветерану справиться с болезнью.

Много бед перенес художник. Один Бог свидетель. Но он не спился, не опустился, не озлобился. Он, как и многие его товарищи, искалеченные войной, не потерял интереса к жизни. А вот некоторые ветеранские организации интерес к таким людям теряют. И такая короткая память в наши дни непростительна.

Крылатаясудьба

Николай Алфёров

БоинаХалхин-Голе

Август 1939 года. У реки Халхин-Гол в Монголии советские и монгольские воинские подразделения вели ожесточенные бои с японскими захватчиками. Серьезный ущерб позициям советских войск наносила японская артиллерия. Для управления огнем противник использовал аэростат-корректировщик. Японский наблюдатель с воздуха руководил стрельбой по радио, наводя орудия на цели. Несколько дней советские летчики охотились за аэростатом, который на глазах у всего фронта висел на высоте четырехсот метров. Но стоило взлететь звену истребителей, как его с помощью лебедки японцы быстро опускали и маскировали в специально вырытой большой яме.

18 августа 1939 года, в День авиации, было приказано звену истребителей старшины Петра Егорова во что бы то ни стало уничтожить этот ненавистный аэростат. Взлетев на своём истребителе И-16, чтобы перехитрить противника, Егоров полетел на бреющем полете от линии фронта в глубь монгольской территории. Вскоре со своими ведомыми истребителями он нырнул в ущелье горы Хамар-Дабан и, внезапно выскочив оттуда, зашел со своим звеном к аэростату с тыла. Японская зенитка открыла запоздалый огонь, но была ликвидирована. Корректировщик стремительно опускался в свое убежище. Егоров дал по нему длинную очередь. Над аэростатом взметнулось пламя, черный дым волнами стал подниматься вверх...

На аэродроме всех летчиков-истребителей вместе с Егоровым подхватили на руки и стали качать, а затем торжественно вручили подарок - большую картонную коробку с дорогими папиросами "Борцы".

В конце этого же августа состоялось генеральное сражение. Советские и монгольские эскадрильи поддерживали наступающие наземные части. Японская группировка была окончательно разгромлена. Шесть вражеских самолетов и аэростат-корректировщик сбил на Халхин-Голе Петр Егоров, за что был награжден орденом Боевого Красного Знамени. ...После окончания военных действий в Монголии в 1939 году Егоров в звании старшего лейтенанта командовал эскадрильей 8-го истребительного полка, дислоцировавшегося в Забайкалье. Тысячи часов провел Егоров в воздухе, отрабатывая мастерство пилотажа.

Великаяотечественная

В начале июня 1941 года 8-й истребительный полк получил приказ готовиться к отправке в летние военные лагеря за Уралом. Самолеты в разобранном виде были погружены на платформы поездов и отправлены за Урал. По прибытию в Иркутск летчики-дальневосточники узнали о нападении Германии на СССР.

...8-й истребительный полк в первых числах июня прибыл на фронт, на полевой аэродром в трех километрах севернее Вязьмы. Враг занял Смоленск, бои шли за Ярцево. Авиация противника господствовала в воздухе. На самолетах И-16 и И-153, которые уступали в скорости вражеским "мессершмиттам", летчики-дальневосточники вступили в бой. Новых советских самолетов МИГ-3, ЛАГТ-3 и Як-1, превосходивших по боевым качествам фашистские, было ещё крайне мало.

Перед вылетом старший лейтенант Егоров напомнил летчикам: "Если встретится группа фашистских бомбардировщиков, то атаковать каждый самолет всем звеном".

В районе города Дорогобужа на реке Днепр в Смоленской области Егоров со своими летчиками увидел четыре МЕ-110. Это двухмоторные многоцелевые двухместные самолеты с мощным пушечным вооружением. МЕ-110 бомбили наши войска. Увидев советские истребители, они "разбежались" в разные стороны. И все указания Егорова ведомые позабыли - один И-16 погнался за одним МЕ-110, другой за другим, ну а сам командир без поддержки своих летчиков атаковал третьего.

Старший лейтенант и немецкий стрелок открыли огонь почти одновременно. Но Егоров - чуть раньше и вражеский истребитель, объятый дымом, рухнул на землю.

Дотянуть до аэродрома свой самолет Егорову не удалось: на полпути застучал мотор, да так, что машину затрясло. Он выключил зажигание и посадил истребитель на небольшое поле возле незнакомой деревни. Самолет с заторможенными колесами, как на лыжах, подъехал к лесу и плавно встал на "нос". Но был цел и невредим, только нижняя лопасть винта зарылась в рыхлый грунт.

В сентябре 1941 года на авиационном заводе в Саратове Егоров с группой летчиков получил новые истребители Як-1 и уже 19 числа этого же месяца участвовал в воздушном бою в районе Мелитополя. Там советских штурмовиков пытались атаковать две четверки "мессершмиттов". Они боевым разворотом начали набирать высоту. Об этом Егоров позднее рассказывал так: "Я рванулся за ними. Как было приятно ощущать, что Як быстро набирал высоту! Немцы, видя, что мы оказались выше, перешли на снижение. Я без особого труда зашел в хвост фашистскому истребителю и почти в упор расстрелял его. Такая же картина была у второго звена наших истребителей со второй четверкой фашистов - отличился командир звена лейтенант Селезнев.

В звании майора, командуя истребительным авиационным полком, Петр Дмитриевич настойчиво учил своих летчиков мастерству воздушного боя, как бороться с зенитками. Говорил: "Зенитку можно опасаться только до первого выстрела, который может случайно угодить в ваш самолет. Когда же ты увидел первую шапку разрыва зенитного снаряда, то бояться не следует. Зенитка будет строчить в одном направлении. Убедившись в безрезультатности своей стрельбы, зенитчики прекращают огонь, делают новый расчет. Вот тут снова жди первого разрыва. Если разрывы появятся левее истребителей, всем разрешаю переходить на правую сторону. Когда зенитка замолчит, значит, делает новые расчеты, тут по прямой не иди, делай маневр по горизонтали и вертикали, не давай фрицам пристреливаться!"

Перед каждым вылетом истребителей Егоров всегда выделял парочку опытных летчиков, которые не боялись зениток и подавляли их. Зачастую эту задачу поручал паре Алеши Приказчикова.

...В октябре 1942 года Егоров в звании подполковника был назначен командиром 484-го истребительного полка. Расставаться с родным 8-м полком ему было нелегко. Там он знал каждого летчика, знал, кому что можно было поручить, знал всех инженеров и техников. В основном все они были из Забайкалья, где ещё до войны готовили самолеты к полетам.

Из бесед с заместителем полка по политчасти, начальником штаба и командирами эскадрилий Егоров понял, что ошибка всех бывших командиров 484-го полка была одна -они пытались наводить порядок в полку единолично, без помощи командиров эскадрилий.

Егоров ввел ежедневное утреннее построение всего личного состава полка, а также обязательную вечернюю проверку лично командирами эскадрилий с последующим докладом командиру полка. В дни полетов построение проводилось на аэродроме перед стоянкой самолетов.

Полк успешно сражался в Спас-Деменской и Смоленской операциях 1943 года. В июле 1944 года за отличные боевые действия по освобождению города Бреста полку было присвоено почетное наименование Брестский. Полк был сплоченный, дружный.

Судьба командира полка полна неожиданностей. В октябре 1944 года Егорова вызвал командир авиационного корпуса и приказал сдать 484-й полк и принять 263-й, который был грозой для немцев в 1941 году (тогда им командовал легендарный летчик дважды Герой Советского Союза Супрун) и который продолжал оставаться грозным в бою, но неорганизованный на земле. Егорову было предложено навести порядок в полку, что он и сделал. И уже в боях за Данциг и Гдыню, а затем за успешные действия в Померании полку было присвоено почетное наименование Померанский. А за одерскую операцию в 1945 году полк был награжден орденом Суворова 3 степени.

ПарадПобеды

...День Победы подполковник Егоров со своим 263-им истребительным полком встретил на аэродроме Ной-Бранденбург в ста километрах севернее Берлина. Боевых вылетов уже не было, но боевое дежурство на земле продолжалось до самого 9 мая.

На 24 июня на Красной площади в Москве был назначен парад Победы. Каждый фронт готовил сводный полк, который состоял из батальонов по родам войск. В батальон летчиков 4-й Воздушной армии направили из каждого полка по два лучших летчика. От 263-го истребительного полка на парад были посланы Герой Советского Союза майор Д.П.Назаренко и капитан Н.М.Костенко. От авиационного корпуса было направлено двенадцать человек. Командиром сводной роты летчиков-истребителей был назначен полковник Додонов, а его заместителем - подполковник П.Д.Егоров. ...

Древний Кремль не раз чествовал своих сынов и дочерей, прославивших Родину. 24 июня здесь чествовали победителей в Великой Отечественной войне, тех, кто на фронте и в тылу приближал долгожданную Победу над злейшим врагом человечества - немецким фашизмом.

День был хмурый, набухшие свинцовые облака почти цеплялись за рубиновые звезды кремлевских башен. Шел дождь, но на него просто не обращали внимание. Взгляды всех были прикованы к праздничному убранству Красной площади. Огромные стяги украшали здание ГУМа. Вдоль его фасада были установлены гербы всех союзных республик с гербом Советского Союза в центре.

Десять ударов кремлевских курантов возвещают о начале исторического парада Победы. Из ворот Спасской башни на белом коне выезжает Маршал Советского Союза Жуков, навстречу ему для отдачи рапорта на гнедом скакуне устремляется командующий парадом Победы Маршал Советского Союза Рокоссовский. Затем два прославленных полководца объезжают войска, выстроенные для парада.

Маршал Жуков здоровается с воинами, поздравляет их с Победой, в ответ через всю Красную площадь с перекатом гремит мощное тысячеголосое "ура!".

Парад открыл сводный полк Карельского - самого северного фронта...Сводный полк 2-го Белорусского фронта шел пятым. В рядах полка 70 Героев Советского Союза. Безукоризненно маршировал батальон летчиков 4-й Воздушной армии, в рядах которого шел и подполковник Петр Егоров.

Вмирномнебе

Родился Петр Дмитриевич 12 июля 1913 года в селе Сычи Орловской области в крестьянской семье. В 1938 году он познакомился с девушкой Машей, они поженились, и любви и согласии прожили около шестидесяти лет. Скончался Петр Дмитриевич в 1996 году. Вместе с Марией Максимовной они вырастили и воспитали дочь Галину и двоих сыновей - Евгения и Владимира. Дети получили высшее образование. Мария Максимовна пережила мужа только на четыре года.

После окончания Великой Отечественной войны П.Д.Егоров на Дальнем Востоке командовал авиационной дивизией, три года был начальником Иркутского аэропорта и более двадцати лет возглавлял Октябрьский районный комитет ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов.

Накануне 50-летия Дня Победы Указом Президента России П.Д.Егорову было присвоено звание Героя Российской Федерации и вручена медаль "Золотая Звезда России". Он награжден орденами: Ленина, Боевого Красного Знамени- четырежды, Красной Звезды- дважды, Александра Невского, Отечественной войны- трижды; медалями: "За боевые заслуги", "За оборону Кавказа", "За освобождение Варшавы", "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." и юбилейными.

В Иркутске именем Героя России П.Д.Егорова названа улица в районе аэропорта. Память о прославленном русском летчике хранят не только иркутяне, но и жители всей области.

Посведениямразведки...

Николай Алферов

Наши войска в Прибалтике блокировали крупную группировку немецких армий "Север" и вели бои по её уничтожению. Противник создал здесь мощную позиционную оборону. Авиация и подводные лодки Балтийского флота своими активными действиями на подходе к Рижскому заливу затрудняли снабжение и эвакуацию фашистских войск. Но блокированные немецкие армии получали снабжение из Пруссии по железным и шоссейным дорогам, в основном через крупный латвийский железнодорожный узел в городе Даугавпилсе.

Штаб 2-го Прибалтийского фронта забрасывает в этот город двух разведчиков -восемнадцатилетнюю связистку Веру Вострокнутову (по немецким документам - Валя Сафонова) и латыша Иосифа Вильмана. Он родился, провел детство и юность в Даугавпилсе, там же до войны работал на железной дороге.

Для сбора сведений о противнике в этом месте лучшей кандидатуры, чем Иосиф Вильман, не было. Поэтому его назначили старшим разведчиком с позывным "Коршун", а Вера (Валя Сафонова) стала его связисткой и помощницей с позывным "Береза". По легенде Валя Сафонова - беженка из белорусского города Идрицы, а Вильман проживал там же и стал "мужем" Сафоновой. Забегая вперед, следует сказать, что Вильман ответственно относился к этому важнейшему заданию штаба армии, но в экстремальных условиях часто проявлял нерешительность, и фактически руководство разведывательными операциями перешло к волевой и решительной, не робкого десятка, Вострокнутовой.

.. .В один из июньских дней 1944 года с небольшого прибалтийского аэродрома на опушке леса на "кукурузнике" По-2 улетали Вера Вострокнутова и Иосиф Вильман. Набрав высоту 1000 метров, самолет пересек линию фронта. Через три часа По-2 снизил высоту, и летчик взмахом руки отдает команду разведчикам прыгать...

В партизанском отряде Вера и Иосиф переоделись. На ней - не первой свежести платьице, старенький платочек, на нем - двубортный поношенный костюм. У каждого в руках корзинка. У Веры в корзинке - рация, в корзинке Иосифа - питание к ней. На дне корзинок - пистолеты, прикрытые кусками сала.

Они направились к Даугавпилсу, расстояние до которого по дороге было 120 километров, а окольным путем - в два раза больше. Вильман предлагал добираться до города обходным путем, но Вера настояла идти по дороге. Этот путь был опаснее, но зато экономилось время, такое нужное для выполнения задания.

При встрече повозок и автомашин они смеялись, прижимались друг к другу, создавая вид влюбленной парочки. Первое испытание их ждало при выходе из местечка Венцеслобода. Предстояло пройти по мосту, в начале которого "торчали" трое полицейских, один из них - с велосипедом. Все они были навеселе. Свернуть было некуда. Вера шепнула Вильману: "Не напрягайтесь, улыбайтесь мне, ведите себя раскованнее". Но полицаи даже не взглянули на Иосифа, зато все трое осоловелыми от водки глазами уставились на Верины стройные ножки.

Когда разведчики удалились от стражей порядка на почтительное расстояние, их догнал полицейский на велосипеде, вцепился в корзинку Иосифа и заплетающимся языком выдавил: "Показывай, что в корзинке!" Вильман от неожиданности на миг оторопел, но свою корзину вырвал из рук пьяного полицейского. Вера не растерялась: схватила лежавшую на обочине дороги сучковатую палку и с силой ударила по голове преследователя. Пока он приходил в чувство, Вера и Иосиф уже были далеко в редколесье.

...К вечеру на третий день Вера с Вильманом подошли к реке Даугаве. На противоположном берегу раскинулся Даугавпилс, а вблизи него находились хутора братьев отца Иосифа. Было решено, что сначала Иосиф один побывает у дяди - Станислава Донатовича, а Вере предстояло одной со своей рацией прятаться в лесу по соседству с рекой. Двое суток Вера провела без сна, да и заснуть было не на чем - сырая болотистая земля, хворост мокрый, то и дело моросил дождь. Хотелось пить, но к реке незамеченной невозможно было подойти.

Иосифу поначалу не повезло. Ночью постучал в окно к дяде Станиславу - вместо него вышел заспанный немец. Иосиф успел стрекануть за угол дома. Фашистские пули просвистели мимо. Иосиф пришел к другому дяде - Александру, который жил на соседнем хуторе. И снова ночной стук в окно, но на этот раз удачный - в дверях показался сам дядя, удивленный появлением племянника: "Ты что, Юзик, с неба свалился? Четыре года здесь не показывался!". Чтобы пресечь расспросы, племянник сказал: "Ты, дядя, лучше поздравь меня с женитьбой. Жена Валя сейчас томится в лесу за рекой". "Веди её сюда", -распорядился дядя.

И поселились разведчики в дядином сарайчике. Там Вера разворачивала свою рацию, и летели в штаб её сообщения о перемещениях вражеских частей с военной техникой, а в ответ - благодарности за ценные сведения и новые задания.

Сведениями же Веру снабжали дяди Иосифа, они ходили на железнодорожную станцию, примечали, какие немецкие части прибывали из Пруссии на помощь блокированным фашистским армиям в северной Прибалтике. Исключительно ценную информацию она получала от школьного друга Иосифа Леонарда Урбана, который работал на железнодорожной станции. Иосиф Вильман пообещал помочь его родителям вернуться в Латвию из сибирской ссылки. Родители Леонарда Урбана в 1940 году органами НКВД были отправлены на поселение в один из северных уголков Сибири.

Пятьдесят ценных сведений связистка Вера Вострокнутова передала в штаб Прибалтийского фронта в период военных действий в Прибалтике. Демобилизовавшись в конце 1945 года, она переехала в Заярск Иркутской области. Здесь она вышла замуж за главного механика лесного хозяйства Дмитрия Дмитриевича Битько, прожила с ним в любви и согласии 33 года.

Летом 2005 года сердце отважной разведчицы Веры Михайловны перестало биться.

Человек искусства

Николай Алфёров

В жизни Эверта Дмитриевича Корсакова были не одни розы, но и шипы, которые больно покалывали. В годы Великой Отечественной войны он познал горечь отступления, окружения, гибель товарищей, смерть самых близких ему людей - отца, матери, сестры, невесты, но и радость побед как на фронте, так и в творчестве после войны.

Родился Корсаков в Петрограде в 1921 году, там прошло его детство, юность, школьные годы, оттуда в 1939 году был призван в Красную Армию.

...Железнодорожный вокзал. Под звуки духового оркестра призывников распределяют по вагонам. Много провожающих, среди которых мама Корсакова - Эмилия Эвертовна. На ее глазах слезы.

- Ну что ты, мама, так переживаешь,- успокаивает её сын,- не на войну же нас отправляют.

- Знаю, что не на войну. Но почему-то сердце мое предчувствует, сыночек, что больше тебя я никогда не увижу.

- Увидишь. Через три года демобилизуюсь, и мы здесь же, на этом вокзале, встретимся, и я тебя, мама, крепко-накрепко обниму и расцелую,- с улыбкой сказал Эверт, поцеловал Эмилию Эвертовну и вскочил в вагон.

А мать долго неподвижно стояла на перроне и сквозь слезы всматривалась в удаляющийся воинский эшелон с её сыночком...

Забегая вперед, следует сказать, что Эмилия Эвертовна тогда, в 1939 году, действительно в последний раз видела своего сына: вместе с мужем Дмитрием Ивановичем и дочкой Ритой она умерла от голода в блокадном Ленинграде.

...Служба Корсакова проходила в войсках Киевского особого военного округа, давалась ему легко, и вскоре ему было присвоено звание младшего сержанта. Он был назначен командиром отделения, а в начале 1941 года - помощником командира взвода комендантской роты в городе Бердичеве, в котором дислоцировалась его 146-я стрелковая дивизия.

В период своей службы Корсаков получил травму ноги. Лечился в гарнизонном госпитале, где встретился со своей любовью- медсестрой Оксаной. Энергичная медсестра-красавица выходила помкомвзвода, поставила его на ноги и стала его невестой.

Приближалось время демобилизации Корсакова. Через два месяца Эверт собирался приехать в Ленинград, познакомить с родителями свою Оксану. Отправил им письмо, в конверт вложил фотографию невесты. 17 июня 1941 года в компании с любимой отметил свое двадцатилетие, а утром на следующий день вместе с командиром должен был ехать во Львов за призывниками для своей части, а Оксана- в Житомир за медикаментами. В полночь они расстались. И как оказалось, расстались навсегда. Оксана как в воду канула. Эверт Дмитриевич до сих пор не знает, что случилось с его любимой.

Во Львов Корсаков не поехал: его дивизии было приказано передислоцироваться в Западную Украину. Предстоял двухсоткилометровый пеший переход.20 июня дивизия была уже на марше, а на следующий день, в субботу, над её частями кружились вражеские самолеты-разведчики с черными крестами. А 22 июня, в воскресенье, на рассвете подразделения дивизии на шоссе подверглись неожиданному нападению немецкой авиации. Один за другим воздушные стервятники на бреющем полете, стали проноситься над головами обезумевших красноармейцев, расстреливая их из пулеметов и сбрасывая на них бомбы. Кругом стоны, крики раненых. К счастью, вдоль шоссе тянулся глубокий кювет. Он и спас многих людей.

После налета фашистских самолетов части дивизии отклонились от намеченного курса и стали продвигаться только в ночное время. 25 июня на рубеже Кременец-Дубно части дивизии стали зарываться в землю на восточном берегу небольшой реки Иква, в спешном порядке создавая оборонительный рубеж.

...Немцы появились неожиданно на рассвете. Красноармейцы вдруг увидели фигурки мотоциклистов. Сразу же открыли по ним огонь, чем себя и обнаружили. Мотоциклисты исчезли. Минут через 10-15 на их месте появились танки. За ними - пехота. Началась беспорядочная стрельба. Красноармейцы стреляли торопливо, не всегда точно прицеливаясь.

Фашистские танки начали разворачиваться и заходить с флангов, стремясь части дивизии взять в клещи. Наши артиллеристы открыли по ним огонь. Подбив несколько этих стальных чудовищ, они сорвали вражескую танковую атаку.

Пехотинцы и артиллеристы еще глубже стали вгрызаться в землю и не напрасно: над их позицией в небе появились немецкие бомбардировщики. "Юнкерсы" зависли над обороной дивизии каруселью: один самолет, сбросив на окопы бомбы, отворачивал в сторону, тут же его место занимал другой, который резко, с ревом заваливался на крыло и пикировал на траншеи, окопы и орудия. Взрывы бомб сотрясали землю. Все вокруг горело, трещало, рвалось. Свистели осколки, стонали раненые. Обезумевшие лошади артиллеристов носились вдоль реки. Исковерканные орудия, повозки смешались с землей и изуродованными трупами людей и животных. Кругом зияли огромные воронки.

...На следующий день Корсаков был командирован в Бердичев проверить, все ли семьи комсостава эвакуировались из города на восток. А потрепанная дивизия стала отходить на новый рубеж.

...В Бердичев Эверт приехал на полуторке. Он установил, что все семьи командиров дивизии выехали из города. Не эвакуировалась из-за больной матери только жена одного офицера.

На обратном пути Корсаков свою дивизию не застал на старом месте и присоединился к стрелковой части, с которой отступал к Киеву, участвовал в оборонительных боях за столицу Украины, попал в окружение, благополучно вырвался из него, но вскоре оказался в другом- под Вязьмой.

Эверту крупно повезло: он попал в группу прорыва опытного полковника, у которого, к счастью, сохранилась карта данной местности. Эта карта помогла вырваться из вражеского котла в лесисто-болотистом месте.

Во время выхода из окружения у Корсакова поднялась температура, идти он почти не мог, товарищи его фактически тащили на себе.

Эверт был зачислен в 26-ю отдельную курсантскую бригаду. С нею он испытал радость первого успешного наступления, первой победы над врагом. А было это так. Курсантская бригада влилась в 49-ю армию генерал-лейтенанта И.Г.Захаркина. Эта армия 6 декабря 1941 года сосредоточилась на берегу Оки в районе города Серпухов. После короткой артподготовки подразделения армии стали по льду преодолевать Оку. Был лютый мороз. Петляя между полыньями, образованными разрывами снарядов, бойцы под шквальным вражеским огнем захватили немецкие окопы на противоположном берегу реки, выбили фашистов из населенных пунктов, на плечах убегающих гитлеровцев ворвались на железнодорожную станцию.

Вскоре Корсаков был отправлен на офицерские курсы, после окончания которых стал служить в 494-м артиллерийском полку 146-й стрелковой дивизии на командных должностях - заместителем командира батареи, командиром батареи, зам. командира дивизиона по строевой.

Он участвует в Спас-Деменской наступательной операции 1943 года, в освобождении Смоленщины, Витебска, в составе 4-й ударной армии 1-го Прибалтийского фронта- в ликвидации крупной немецкой группировки, прижатой к Балтийскому морю в районе Мемеля.

В феврале 1945 года Корсаков получает ранение и лечится в одном из госпиталей города Кирова, где и встречает день Победы.

За героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками он был награжден орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, польским крестом, медалями "За оборону Киева", "За оборону Москвы" и многими другими.

В 1945 году Эверт Корсаков поступил в Ленинградский государственный театральный институт, актерский факультет которого успешно окончил через четыре года. И вся последующая послевоенная жизнь этого талантливого человека была связана с театром.

Эверт Дмитриевич в высшей степени одарен, художник в душе, с даром слова; артист, способный будить благородные чувства у зрителей. Он работал в ряде театров страны актером, режиссером, директором. Дважды отзывался на советскую работу - был заместителем начальника управления культуры Иркутского облисполкома.

В Иркутске Корсаков работал главным режиссером ТЮЗа и в этой же должности- театра музыкальной комедии. За время работы в театрах он сыграл свыше 70 ролей мирового и современного репертуара, поставил 55 спектаклей самых разных жанров и создал более 350 массовых праздников, театрализованных представлений и концертов.

За многолетний период театральной деятельности Эверт Дмитриевич награжден почетными грамотами Верховных Советов Украинской ССР, Литовской ССР, ЦК ВЛКСМ- дважды, ЦК ЛКСМ Белоруссии- дважды, губернатора Иркутской области и мэра Иркутска. Указом Президиума Верховного Совета Белорусской ССР ему присвоено звание Заслуженного деятеля искусств Белоруссии, звание доцента кафедры режиссуры массовых представлений. Подобные звания и разного рода поощрения можно перечислять и перечислять...

В 2001 году Эверт Дмитриевич разменял девятый десяток, и сегодня в свои 85 лет он по-прежнему творчески активен. В 2005 году к 60-летию Победы он подготовил моноспектакль "Мне есть что сказать...". В программе - проза Б.Полевого, стихи С.Есенина, В.Маяковского, К.Ваншенкина, Ю.Друниной, А.Твардовского, Ю.Левитанского, М.Львова и других.

Зрители, не шелохнувшись, на одном дыхании слушают удивительного человека - Эверта Дмитриевича. С этим моноспектаклем на малой сцене театра им.А.Вампилова Иркутска он уже выступил 15 раз и намерен и впредь выступать и не только в Иркутске, но и в других населенных пунктах области. И хочется пожелать Эверту Дмитриевичу, неугомонному человеку, дальнейших творческих успехов и отличного здоровья.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• 90-е: лихие или бурные?
  
  «Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.