ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-04-18-05-38-49
Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13...
90-
«Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
2024-04-25-13-26-41
Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая...
2024-04-25-11-55-09
1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
2024-05-02-02-55-14
Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры...

Такие дела, брат… любовь… (Часть 3)

Изменить размер шрифта

Глава из сборника «Прошлым веком в Иркутске: 90-е

1812 6 2

Вернулись мы домой после съезда. Где-то через пару недель нас пригласил к себе Виктор Иванович Иваницкий, который до того, как стать третьим секретарем обкома (это – идеология) был ректором нархоза. Человек деликатный, умный, он хотел сам разобраться в проблеме, чтобы выдать какие-то рекомендации к решению. На совещании, которое он собрал, были мы втроем – Иванов, Коптилов и я, из руководства Комитета – Георгий Данилович Люстрицкий и начальник РТЦ (это была техническая часть комитета) Николай Васильевич Гошкив. Разговор был доброжелательный, но особо ни к чему не привел. Иваницкий только попросил начальников внимательнее относиться к проблемам редакции. В общем, мы поняли, что команды что-то делать по письму депутатов не последовало.

На этом год для нас, в смысле каких-то значимых событий, закончился.

А вот в наступившем 90-м события, наоборот, понеслись вскачь. Нет, первая половина прошла в обычной работе, не считая выборов депутатов Первого съезда нардепов РСФСР. Интересное и напряженное было событие, но к нашему делу оно отношения практически не имело, если не считать того, что Юрий Абрамович Ножиков, который за год до этого сменил Ковальчука на должности председателя облисполкома, избрался депутатом России. Впоследствии это сыграло немалую роль в становлении АИСТа.

Все сдвинулось в начале лета. Здесь надо рассказать, что было непосредственным толчком, триггером последовавших событий. Часто бывает так, что мелочь способна вызвать обвал. Конечно, сама по себе эта мелочь ничего не значит, но если напряжение скопилось, то малейший толчок рождает лавину.

У нас в редакции за год до этого появилась Люба Новаковская. Человек, по моему убеждению, от журналистики далекий. По чьей протекции она пришла, – тайна, покрытая мраком. В напряженный ритм редакции Любаня ну никак не вписывалась. Любимым ее времяпрепровожденим была болтовня в курилке на лестнице. А, учитывая ее врожденную или благоприобретенную лень и любовь к сплетням, это и было ее настоящим призванием. Выгнать Любу на съемки или заставить написать информацию для выпуска всегда было занятием, требующим времени и нервов. Я, в общем, постоянно ей говорил в глаза: «Люба, человек ты милейший! Но что ты делаешь у нас?» Поэтому и сейчас вспоминаю ее без всякого пиетета.

Весной 90-го в Комитете была создана аттестационная комиссия. Ее должны были пройти все для подтверждения квалификации и соответствия занимаемому месту. Естественно, требовалась рекомендация коллектива. Иван в конце июня ушел в отпуск, редакция осталась на мне, поэтому и подготовка к аттестации тоже досталась мне. Мне было понятно, что Люба – кандидат на вылет номер раз. На собрании, которое прошло в редакции, вопросов не было ни к кому, кроме нее. Большинство высказалось против ее переаттестации. По каким-то причинам воздержались двое: Серега Филипчук и Вова Голубевский. Их мотивов не знаю до сих пор, как-то не заходил разговор во время всей нашей долгой совместной работы. Да это и неважно.

С протоколом собрания я пришел к Георгию Даниловичу. Мы поговорили, я объяснил причины, по которым одна ставка у нас должна освободиться. Георгий Данилович как председатель аттестационной комиссии сказал, что ему все понятно и вопросов нет.

В конце июля, числа 28, я уходил в плановый отпуск, а комиссия должна была пройти перед этим. Каково же было мое удивление и недоумение, когда Люба вернулась в редакцию после аттестации и со снисходительно-ехидной улыбочкой сказала, что работу у нас она продолжает и ей у нас нравится.

Честно скажу, я вспыхнул. Может быть, надо было поступить по-другому, но я поехал на Горького, где сидело руководство комитета, зашел прямо в отдел кадров и написал заявление на увольнение после отпуска. Показателем того, что я поступил правильно, стало то, что никто меня не пригласил – ни председатель, ни зампред, чтобы выяснить, что и почему. Я понял, что так надо, и шагнул в никуда. В августе из комитета уволился Сергей Коптилов, а в начале сентября – Иван Иванов. Еще раньше уволилась Лена Солодкова (но там, скорее, было личное).

Наверное, это было то, что в психологии называется «эффект пингвина». Они, придя к океану, тоже долго топчутся на берегу, ожидая, кто первый сиганет в воду. Но как только один решится, остальные сыплются за ним неостановимо. Через пару минут вся огромная толпа уже резвится в волнах.

Мы, хоть и не пингвины, но, видимо, решение уходить созрело в каждом из нас, хотя мы никогда это не озвучивали. После нашего демарша с «Депутатским каналом» и бесед в обкоме ничего, по большому счету, в работе не изменилось, и все было как прежде, но какой-то напряг в атмосфере веял. Все это время мы не прекращали вести переговоры с разными конторами и бизнесменами на предмет финансирования, но все было как-то безуспешно.

Так вот в начале сентября мы оказались без работы, без денег (200 рублей отпускных и расчетных у всех подходили к концу). Встречались мы почти каждый день, обсуждали, что еще предпринять и куда постучаться. Яркая картинка того времени: сидим солнечным утром в каком-то дворе на лавочке и крутим «козьи ножки» – пачка махорки и клочки газеты. В стране ведь кризис, все по талонам. Табака нет. Доходило до того, что люди чай курили. Посидим, подымим, обсудим, куда и кому еще можно попробовать сходить, и куда-то идем.

В том сентябре мы побывали у многих. Среди прочих встреч запомнилась такая: пригласил нас как-то Григорий (Жора) Шпиндлер. Кто занимался бизнесом в 90-х, его наверняка помнят. Авантюрист был первостатейный. Каким-то образом он в то время умудрился купить профсоюзный комплекс на Декабрьских Событий (сейчас там рядом Дворец бракосочетаний, был НК «Панорама» и прочие заведения). Он назвал комплекс Дворцом «Юнис-Сиб» – по имени своей компании. Так вот, Жора огорошил нас предложением создать профессиональную киностудию для съемок фильма о Чингисхане, где главную роль должен был играть то ли Стивен Сигал, то ли Джеки Чан, не помню. Обещал, что все нужное купит или возьмет в аренду в Голливуде. Вышли мы с Иваном от него под дождь ошарашенные. Прикинули, что так не бывает, но пару комплексов Betacam с монтажными столами можно попробовать вызудить. Betacam в то время был мечтой всех телевизионщиков, круче ничего не было.

На следующий раз Шпиндлер попросил организовать разговор с Ножиковым, с которым Иван хорошо был знаком по работе в Куйбышевском районе да и на съезде нардепов России тоже работал. Такая встреча была организована. Однако Чингисхан после этого бесследно растворился в степях, а вскоре растворился где-то на просторах Белоруссии и Жора Шпиндлер. Последний слух, который прошел о нем в Иркутске, гласил, что посадили Жору где-то в Гомеле за махинации с тамошним стадионом.

Вот с такими заботами мы подошли ко времени АИСТа…

Джаз в «Круизе»

Кончилось сентябрьское бабье лето. Зарядили дожди. На улице было уже совсем неуютно. Поэтому мы встречались все реже: каких-то кафешек и кофеен в Иркутске тогда не было совсем, какой-то штаб-квартиры у нас тоже, естественно, не было. Обычно мы заранее договаривались о времени и месте встречи, поближе к адресу следующего визита. Телефонов ведь тоже не было, и какая-то оперативная связь была невозможна. У Ивана хотя бы был домашний телефон еще со времен ИПОПАТа, где он перед телевидением работал заместителем начальника, а у нас с Серегой не было и того. Но зато мы жили в Первомайском, новом тогда микрорайоне, практически в соседних домах.

Вот в конце сентября на очередной встрече Иван объявил нам, что завтра идем знакомиться с нашим новым работодателем. На следующий день в здании горсовета, горисполкома, городских комитетов партии и комсомола и прочих городских структур – нынешнем здании мэрии – состоялась встреча с председателем совета директоров КПО «Круиз» Олегом Сиенко.

Не знаю, как Иван на них вышел, скорее всего, через Сергея Дубровина, тогдашнего первого секретаря горкома ВЛКСМ. В то время практически при каждом горкоме комсомола был создан ЦНТТМ – Центр научно-технического творчества молодежи. (Почему во времена перемен в нашей стране всегда наступает засилье аббревиатур?) По сути, это были первые, еще до «Закона о кооперации», кооперативы в стране. Одним из главных их преимуществ перед другими структурами было то, что они имели право выполнять договоры за наличные деньги. В этом была их сила и мобильность. (Кстати, уже потом я узнал, что Сергей Иванович Колесников, будучи в 80-х председателем Совета молодых ученых и специалистов СССР, стоял у истоков этих структур. Так что он помог нам дважды: объективно и субъективно.)

Так вот при городском Центре работало коммерческо-производственное объединение «Круиз». Олег Сиенко, энергичный парень примерно наших лет с внешностью и экспрессией латиноамериканского мачо (он впоследствии очень вырос, кому интересно, почитайте в Нете: до прошлого года он был генеральным Уралвагонзавода, сейчас – первый вице-президент Русской медной компании), без долгих разговоров сообщил, что в «Круизе» принято решение создать новое подразделение – студию телевидения. И делать ее предстоит нам. На первое время объединение зарплату будет давать, но задача – выйти на самоокупаемость и прибыль.

В «Круизе» тогда было много направлений: от производства чего-то и торговли до сельского хозяйства. Работали такие же, как мы, молодые парни: Дима Коркунов, Вадик Спирин, братья Припузовы и еще много других. По работе мы не пересекались, но в коридорах встречались регулярно, вместе курили, болтали и, можно сказать, приятельствовали.

Иван как директор нового подразделения вошел в совет директоров объединения. Новое подразделение представляло собой два стола в кабинете второго секретаря горкома комсомола, куда нас пустили по знакомству, и четырех человек – Иван Иванов, Сергей Коптилов, я и Лена Солодкова. За столами сидел тот, кто оставался в кабинете. Если кто-то приходил, а стол был занят, то устраивался на подоконнике. Серега Шабаров, второй секретарь горкома, поначалу смотрел на нас настороженно, но потом привык и даже нередко уступал нам свой стол и телефон, удаляясь по делам. Так получилось, но именно этот кабинет стал нашим пристанищем почти на год. Потом Сергей вообще переехал в кабинет к Дубровину, оставив плацдарм нам.

А в октябре наступила «морщина времени». Так любил говаривать Иван, цитируя Луначарского. Вроде бы уже есть где и надо что-то делать, но делать нечем и не с кем. Иван нервничал, рычал на Солодкову по поводу заказов. Она, конечно, старалась, но толку не было: никто нас не знал и никакой рекламы не давал. А Иванову, как руководителю, надо было показывать какие-то результаты работы, поскольку сидеть на шее у «Круиза» было стыдно, да никто бы долго и не позволил. Нужна была какая-нибудь аппаратура и люди. Пока не было ничего и никого.

Из попыток предпринять хоть что-то, помню свою поездку в Москву. Тогда на просторах Родины развелось много западных миссионеров, несущих «свет цивилизации» стаду, оставшемуся без пастыря. Одна из таких миссий, кажется, норвежская, какого-то апостольского слова обратилась с просьбой о встрече. Поскольку по-норвежски я не говорил да и по-английски плохо, я взял с собой своего друга Сережку Милорадова, аспиранта иняза.

1812 6 1

Приехали мы в Первопрестольную, с трудом отыскали в старых переулках эту миссию. Ясно, что они желали нести слово божье в наши забытые места. Мы как бы были не против, но хотели каких-то материальных воплощений – хотя бы один комплект пресловутого Betacam (ребята, реально очень хотелось получить нормальный аппарат!). Норвежцы, подумав и посоветовавшись с Вышестоящим, ответили, что сто тонн (так называли тогда тысячи) баксов – это крутовато, но они готовы поставить нам до 1000 кассет формата Betacam со своими проповедями. Мы с Серегой согласились хоть на это.

Вернувшись в Иркутск, мы доложили Ивану, а потом и Олегу Сиенко о своих успехах. Поскольку успех был сомнительный, мы упирали на то, что одна кассета стоит минимум десять долларов, поэтому мы, по сути, привезли из Москвы 10 тонн. Кассеты, и вправду, пришли. Но использовать их было негде (ведь желаемого аппарата у нас не было), они так и лежали в ящиках, но потом мы стали их применять как обменный фонд с «телегой». У них гибридный Betacam был, но кассет к нему было – по счету на пальцах. Конечно, норвежцев мы обманули, и это нехорошо. Но мы ведь их, вроде бы, и не звали к себе…

Эта «морщина времени» длилась недолго по общим меркам – от силы месяц, но нам казалось, что она никогда не кончится. Так в прямом эфире любая пауза кажется вечной, хотя зритель ее и не замечает. Все дело в нервном напряжении… Тогда, на фоне этого напряжения, я и написал свое видение развития событий. Наши диалоги с Иваном были такими же гудящими и брызгающими искрами, как общее настроение: он говорил о том, что ничего не делается, я возражал, что из ничего что-то не родится. И сам родил это послание, чтобы не пережевывать одни и те же аргументы.

(Продолжение следует.)

  • Расскажите об этом своим друзьям!