Багула цвет

Рощица, место любимых детских игр, начиналась сразу за нашим небольшим городком редким березнячком. Меж изогнутых ветвей берёзок, словно так и не отогревшихся после сорокоградусных морозов, редких лиственниц, сосен и камней, проглядывало лиловое чудо – заросли кустов багульника.

Светлана Павловна Волгина родилась в 1948 г. в городе Балей (Забайкалье) в учительской семье. После школы работала на комбинате «Балейзолото», затем училась в Иркутском госуниверситете (специальность «Журналистика»). Работала в районной газете и бо- лее двадцати лет – редактором радио в г. Байкальске. Во время перерывов в журналистской деятельности трудилась на Дезостанции, в библиотеке, на БЦБК, что помогло лучше узнать жизнь. Активно занималась общественной работой в Комитете солдатских мате- рей, в Совете женщин города, избиралась депутатом Заксобрания Иркутской области. Дважды побывала в «горячей точке» на Северном Кавказе. Участвовала в выпуске областных изданий «Подвиг верности», «Женщины, меняющие мир». Автор документальной книги «Эхо Чечни». «Перо» в руки взяла ещё в юности, ведя летопись туристических походов, но нехватка свободного времени долго сдерживала литературное творчество, которое получило новый импульс с её приходом в литобъединение «Прибой».

Багула цвет

Рощица, место любимых детских игр, начиналась сразу за нашим небольшим городком редким березнячком. Меж изогнутых ветвей берёзок, словно так и не отогревшихся после сорокоградусных морозов, редких лиственниц, сосен и камней, проглядывало лиловое чудо – заросли кустов багульника. Ещё по холодам мы срывали несколько пахучих веточек, добавляли к ним берёзку и ставили в воду. Нежное розовое чудо, обрамлённое зеленовато-салатными листочками, распускалось к Первомаю.

По весне, с наступлением тепла, с нетерпением ждали мы, когда сопки порозовеют, чтобы отправиться «за багулом». Горстями поглощали розовые цветочки, радуясь пушистым сиреневым ургуйкам на полянках, вкусным молодым побегам лиственницы и верхушечкам сосёнок. Их собирала на лекарство баба Сина (Ксения), да наказывала: «Не ешьте ургуйки, ребятишки, это – сон-трава». Поднявшись по склону к началу каменоломни, мы останавливались, разжигали костерок и, наткнув на ветки кусочки солёного сала и хлеба, прихваченные из дома, жарили на огне и «пировали». У кого-то находился солёный огурец, а Люда, чья мать работала инженером на шахте, всегда приносила хлеб с маслом и куски рафинада. Запивая всё это ключевой водой, мы наслаждались свободой, предвкушая каникулы.

И весной, и летом, и осенью – всегда нас тянуло на самый голец, венчавший сопку, откуда, как на ладони, виден наш город и мост через реку Унду. И ещё посёлок Отмахово, названный так в честь Героя Советского Союза. «Не лазьте на сопку, – наказывали старшие. – Лучше ягоды собирайте, всё польза от вас. Земляника нынче уродилась, деньги нужны, к школе вас готовить надо». Но устоять перед соблазном было трудно. Ещё сложнее – забраться вверх по осыпающимся вниз камням, когда воображение так и «рисует» страшную быль. Не придуманную…

«Кудрявая ярко-красная красавица-саранка расцвела на самом краешке скалы, где и земли-то, казалось, нет. Поспорили ребятишки: кто не забоится сорвать? Во все глаза глядела на лилию Танюшка, да и вызвалась: «Я сорву!» И полезла. Карабкается наверх, камни осыпаются, а она – всё выше и выше. Уже и на гребешок ступила, цветок волшебный совсем рядом. Замерла внизу ребятня. Протянула руку девчонка, да не удержалась, и – вниз… В каменоломню... Почти неживую на куртке несли её домой сверстники, шмыгая носами. Бились врачи за жизнь девчушки, но не спасли. Сказывала потом бабушка, что непростая была, знать, та саранка, заворожила, заманила она девчонку...»

Да, а над тем, кто не мог перебороть свой страх и забраться на вершину, насмешничали. Там, вдалеке от города, под бездонным небом и ярким забайкальским солнцем день нам казался нескончаемо счастливым. Потом, усадив младшую сестрёнку посреди земляничной полянки, вместе со всеми я начинала собирать ягоды в небольшой старый бидончик. Только донышко его закрывалось медленно (одна ягодка туда, вторая – в рот), но к вечеру мало-помалу набиралось почти до краёв. Губы и ямочки на пухлых щечках моей «Золотинки» (так называл её папа) пропахли земляникой, а рыженькие волосы – солнышком.

К вечеру посвежело. Тропинка домой шла под уклон, идти было легко, но малая, приуставшая за день, засыпала прямо на ходу. Ребячья ватага сделала привал. Растормошили, развеселили, руки в ароматный бидончик запустили, да и дальше пошли.

Собранные ребятишками ягоды продавала на базаре стаканчиками тётя Дуся, школьная уборщица, жившая по соседству. Муж её, горняк, отец большого семейства, умер от силикоза, и на свою небольшую зарплату да пенсию по потере кормильца поднимала тётя Дуся семерых ребятишек. За трудолюбие, кротость и доброту уважала её наша мама-учительница, а вся ребятня в округе считала тётю Дусю почти родной. Денежку соседка отдавала по-честному, по количеству ягод. Меньше всего зарабатывала я – на пути к дому ягоды в моём бидончике «утрясались»…

Став взрослой, я иногда покупала земляничное мыло, пытаясь вернуть неуловимо прекрасный запах из детства. А ещё искала среди парфюмерного изобилия аромат Марьиных корений, растущих в предгорье забайкальских сопок, да «спичек» – цветов таких, растущих в пади. Но повторить чудо матушки-природы не под силу современным волшебникам! Несколько лет назад сестра прислала по электронной почте научное название «спичек» – «стеллера карликовая», но сухой термин не вызвал у меня никаких эмоций. Венок бы из «спичек» сплести, как тогда, в детские годы, да украсить его Марьиным цветком, да букет маме принести!..

И так однажды подступила грусть-тоска по ушедшему детству, по родному суровому краю, что, созвонившись с сестрёнкой-Золотинкой, оставив дела и заботы, рванули мы с ней в Забайкалье. «В уккурат», как говаривал наш дядя Петя, на цветение багульника. От железнодорожной станции Приисковая добираться до города полтора часа. Встретил нас племянник Женя, которого то и дело я называла именем давно умершего братишки – похож больно. Любуясь родными пейзажами, проехали «Шофёрский ключ». И наконец – вот они, склоны вдоль дороги, поросшие малиновыми зарослями! Смеясь и плача от нахлынувших чувств, мы обнимали руками пахучие ветки багульника: «А помнишь?..» Женя только робко напоминал: «Ехать же уже надо, вечер наступает».

Дома нас ждало разочарование. На месте нашего любимого лесочка почти не осталось багульника, хотя всё также приветствовали нас пушистые семейки уже отцветающих ургуек. И только каменоломня да гольцы были почти прежними. По дороге из школы домой, на Золотую горку, мы всегда любовались скалами в виде спящего великана, красующегося на фоне неба. И шутили: «Мы уже отучились, а он всё ещё спит?» И в этот раз всё повторилось. Только улица, прежде красивая и многолюдная, стала какой-то узкой, а школа, оставшаяся в памяти большой и высокой, неприметно терялась в тополях. Ушло детство…

Почти всю неделю провели мы с Золотинкой в нашем лесочке, за что даже приобиделись на нас родственники – мало по гостям ходили. Вспоминали давние годы, грустили, что покинули земную обитель мама и отец, давно нет нашей бабы Сины и тёти Шуры – знатной поварихи, всегда кормившей нас, избегавшихся и голодных. Но мы «повидались» с ними на погосте – на фотографиях люди не старятся. Перед отъездом сходили на ключ за водицей, навестили старенькую учительницу Пею Георгиевну, обучившую грамоте многих ребят с Золотой горки, и пошли прощаться с сопками. Всплакнули: где ты, детство незабвенное, где все вы, милые сердцу люди, любившие нас когда-то, безусловно и безоговорочно, как саму Жизнь?

Ох, далече улетела песня нашей многочисленной смоляковской родни, собиравшейся некогда за праздничным столом… «Куда бежишь, тропинка милая, куда ведёшь, кого зовёшь?..» И то ли в душе, то ли где-то неподалёку вдруг отозвалось: «Кого ждала, кого любила я, уж не догонишь, не вернёшь…» Не дотянуться, не вернуть из прошедшего ни денёчка, ни улыбки, ни словечка, да скоро уж и сами там будем.

Нарушив запрет местных властей, пытающихся сохранить последние островки малинового великолепия, мы с сестрёнкой не удержались и выкопали два кустика. В душном купе их терпкий аромат по-прежнему будоражил память, рисовал картинки из детства. Переболев, кустики принялись, и теперь по весне один радует меня лилово-малиновым цветом на даче в Утулике, другой – Золотинку на омской земле…

После той памятной поездки прошло семь лет. И опять накатывает волной неодолимое желание съездить в родные места. И я звоню: «Послушай, сестра, сегодня во сне приснилось, как мы ватагой в третьей пади с Марьиными кореньями были. Ты – будто маленькая, на камушке сидишь, первую землянику ешь… Я такая счастливая проснулась! Может, бросим всё, да и рванём на недельку? Племяшей повидаем? Родных на погосте навестим – ждут же». В телефонной трубке – пауза. И моя любимая Золотинка бодро отвечает: «Решено! Едем!»

Варенье из одуванчиков

Катерина радовалась: как удачно всё получилось! Командировку оформили быстро, зарплату выдали, даже на дорожную сумку ей тратиться не пришлось: подруга одолжила.

Встретила Надежда её вечером радушно, чаем с травками угостила. Приласкала своего красивого чёрного кота: «Помнишь, Кать, каким мой подкидыш-то, Черныш, замухрышкой был?» Потом форточку открыла и муху выпустила: «Пусть летит! Все жить хотят!»

Улыбнувшись чудачеству подруги, Катерина спросила про сумку. «Да, пожалуйста! Сумка удобная, вместительная», –
с радостью откликнулась подруга. «Так ты в Москву едешь? Вот славно-то! Гостинцы дочечке моей увезёшь», – и начала хлопотать, бегая по квартире и шурша свёртками. Катерина вздохнула: отъезд ранний, а ещё и вещи-то не собраны. Поторопить она подругу постеснялась. Через час, уже собрав подарочки, та вдруг передумала: «Пожалуй, не стану тебя обременять, мало ли как в дороге бывает, кое-что ведь можно посылкой выслать. Возьмёшь только баночку варенья и травки душистые для чая, её любимые». Уже в дверях Катю догнала фраза: «Варенье-то из одуванчиков, сама готовила, смотри, ненароком банку не разбей!» В голове мелькнуло: «Про вино из одуванчиков у Брэдбери читала, салат как-то в кафе пробовала, а про варенье – не слыхала».

В Иркутске, перед отлётом, Катерине вручили внука – дочка на месяц его отправляла в Омск, к другой бабушке. Полёт прошел нормально, в Омском аэропорту родственники встретили ребёнка. Перекладывая вещи, посоветовали: «Сумку для надёжности надо упаковать, ты уж не жалей деньги, а то у соседки нашей вещи из багажа потерялись». Платить за упаковку сумки Катерине не хотелось, но она уступила совету.

Суета, прощальные объятия – объявили посадку на рейс до Москвы. На досмотре вещей Катерину почему-то надолго задержали, расспрашивая о содержимом сумки. «Ничего особенного там нет, – объясняла она, – только личные вещи да варенье из одуванчиков». «Из чего-о-о?.. Простите, но вам придётся пройти на досмотр. Вскрывайте упаковку, будем составлять акт». Загадочный предмет, то бишь банку с вареньем, изъяли и начали заполнять бумаги.

Пока суд да дело, объявили, что посадка на рейс заканчивается. Не выдержав, Катерина расплакалась: «А как же я? Я же опаздываю на важное мероприятие!» Ей сунули в руки акт, заверив, что необходимо провести формальные процедуры, и, если не обнаружится ничего противозаконного, на обратном пути она сможет свою вещь забрать. С растрёпанной сумкой её подвезли к трапу самолёта. В полёте она не могла успокоиться и всё злилась на подругу: «Угораздило же её с этим вареньем! На даче клубники полно, а она одуванчики взялась варить. Уже и удивляться не надо: то белых лягушек заведёт, то ужа, то на последние деньги корм для кошек и голубей покупает!»

В Москву из посланных гостинцев Катерина привезла только свёрток с сибирскими травками. «Узнаю свою мамулю, – сказала при встрече симпатичная молодая особа, дочка подруги. – Неужели я не купила бы эти травы в аптеке?» И пошутила: «И как вас, тётя Катя, за эти травки к ответственности не привлекли!» Узнав про историю с вареньем, загрустила: «Варенье-то особенное, чтобы его приготовить, мамуле пришлось потрудиться и собрать пятьсот цветущих одуванчиков! Обязательно заберите его на обратном пути!»

Обратный билет Катерина смогла купить только на прямой рейс, без посадки в Омске. По приезде отправилась к подруге. Вернула сумку, вручила коробку конфет, изрядно поворчала на неё за вечные чудачества, сообщив с ехидцей: «Накрылось, дорогая, твоё одуванчиковое варенье медным тазом!». Но из вредности всё-таки позвонила в Омск по указанному в акте номеру телефона. Ей любезно ответили: «Срок хранения изъятых вещей по данному акту истёк, продукт, вызвавший подозрение, уничтожен». И Катерина живо представила, как на таможне пьют чай с вареньем из сибирских одуванчиков!

Сколько ж лет-то прошло…

Вечер. В парке свежо, легко дышится и думается о чём-то несбывшемся. Катерина полюбила и новый парк, и беседку, украшенную кружевами из металла. Отдыхая от дневной суеты, она переводит взгляд на знакомое окно. «И чего смотрю, чего жду?», – ругала себя Катя, – скоро уж год, как не стало Надежды, а всё не свыкнусь. А беседка ей бы приглянулась, красивая, да и рядом с её домом… Жаль, установили её позже».

Катя живо представила, как они вместе прогуливаются, вдыхая запах цветущей черёмухи. Зашмыгала носом: не успели вместе порадоваться, и о детстве её расспросить не успела, она ведь тоже из забайкальских, и самое важное ей не сказала. «И почему всё так происходит? – спрашивала она себя с грустью. – Почему?» Вспомнила, как внуков к ней приводила, чтобы ужа показать, за лягушатами беленькими в аквариуме понаблюдать. На память почему-то пришла и история с вареньем. «Да, что же это я! – встрепенулась Катерина, – сейчас же целое море одуванчиков цветёт. Насобирать их надо, да приготовить варенье-то, пусть она там порадуется!» И, смахнув слезу, Катерина заторопилась в магазин, вспомнив, что к завтраку ей нужно купить хлеб и молоко.

• Расскажите об этом своим друзьям!